На южном берегу Сены, в районе бывших промышленных зон Rive Gauche развертывается монументальная строительная программа, к которой привлечены лучшие проектные силы Парижа (здесь и Портзампарк, и Перро - среди многих громких имен) и ряд зарубежных светил, в том числе вездесущий сэр Норман Фостер.
На большой территории предполагается разместить разного рода офисы, где смогут трудиться до 60 тысяч человек, университетские здания, рассчитанные на 50 тысяч студентов, и жилую зону на 5 тысяч человек.
Но дело не только в том, что этот район предназначен стать своего рода вторым, «параллельным», Парижем (это обсуждалось еще в начале 60-х годов) или подобием делового центра Дефанс. Дело в том, что архитектура нового района, по замыслу девелоперов, должна поставить Париж в число современнейших городов мира - до сих пор столица Франции воспринимается скорее как памятник архитектуры прошлых эпох.
В короткой статье невозможно не только охарактеризовать проекты и уже построенные объекты этого района, но и просто перечислить занятые здесь архитектурные силы. Мы сосредоточимся на тех аспектах программы, которые вызывают споры и вопросы. Поэтому, несмотря на то, что энтузиасты нового района надеются увидеть в нем достойный противовес Дефанс (тоже задуманному как символ энергичной современной Франции, но ставшему символом бездушной бизнес-администрации с эффектными, но бессмысленными архитектурными монстрами), мы коснемся и самой площади Дефанс, где Томас Мэйн предложил построить небоскреб, способный, по его мнению, радикально оживить этот ансамбль.
В обоих случаях перед нами очень характерный симптом нашего времени - начальной эры глобального капитализма, когда крупные компании, занятые увлекательной для себя гонкой в получении сверхдоходов, выдают собственные строительные программы за благодеяния, которые они оказывают простым горожанам и своим странам в порыве бескорыстного патриотизма.
Застройщики и архитекторы обещают сделать новый район - предместье Парижа - некоей выставкой самых разных современных композиционных замыслов, что противники идеи уже метко окрестили «архитектурным зоопарком».
В данном случае легко проследить связь такого рода композиционных затей (с их показным разнообразием) и архитектуру международных «Экспо», где каждая страна стремилась показать миру нечто сверх-оригинальное и перещеголять соседей. Такой подход в принципе противоположен знаменитому плану барона Османа, который, разрушив почти половину старого Парижа, придал ему новое единство. Вопрос, которым теперь задаются многие: так ли уж хорошо предлагаемое многообразие, и не окажется ли это формальное многообразие - как ни парадоксально - еще более монотонным, чем кварталы барона Османа.
Совершенно очевидно, что ответить на этот вопрос, имея в виду то, что мы привыкли считать архитектурными формами или стилями, - невозможно. Такие новые районы действительно блистают формально-стилистическим разнообразием (если не считать его все же вариациями на тему постмодернистского стиля). И даже множество реконструированных в этом районе объектов, внешне сохраняющих черты промышленных сооружений начала ХХ века, формально обогащая это разнообразие, на деле каким-то неисповедимым образом вписываются в него. Итак - мы имеем достаточно новый для истории архитектуры феномен: однообразное разнообразие, своего рода пародию на классическое «единство в многообразии». Впрочем, нечто подобное мы уже встречали в архитектуре конца XIX века, где соседство разностильных имитаций в конце концов стало читаться как единая городская среда.
Получается противоречие. В проектах конца XIX и начала ХХ века мы видим в этом однообразии позитивное единство городской среды, а в том же однообразии, складывающемся из «зоопарка» новых форм и композиций, - тоскливое и давящее «несредовое» однообразие.
В чем дело?
Некоторые последователи покойной Джейн Джекобс, сторонники «средового подхода» продолжают видеть дефекты такого рода районов в недостаточном внимании к жизни улицы, к тому, что выражается в открытых кафе, маленьких лавочках букинистов и старьевщиков, детворе из микрорайонов и стариков, мирно точащих лясы за стаканчиком дешевого вина. Но если по мановению волшебной палочки наградить этот новый архитектурный зоопарк еще и экспонатами такого рода социальной резервации, дело едва ли радикально изменится. Мертвящая основа технически совершенного, формально изысканного языка капиталистического менеджмента пробивается через эти оживляющие элементы, как бетон, вырастающий среди луговых трав.
Чтобы посмотреть на этот феномен с другой стороны, вернемся на площади Дефанс и вглядимся в проект Мэйна. Он представляет собой 68-этажный небоскреб, первое здание Парижа, превосходящее высотой Эйфелеву башню и столь же экстравагантное для парижского ландшафта, каковой в свое время была и она. Здание построено в формах, бросающих откровенный вызов всем этим идеальным Платоновым телам, симметричным параллелепипедам, пирамидам, конусам и цилиндрам. Здание похоже на какую-то скрученную подушку, свернутый рулон, нечто мягкое и как бы бесформенное, и в то же время сооруженное с математической точностью и безошибочной логикой компьютерного дизайна.
Меня от этих проектов подташнивает. Но в чем тут причина? То ли я реагирую на очередную попытку «биг бизнеса» в который раз выдать свою мельницу денег за подарок бедненьким горожанам, чтоб им было хоть на что посмотреть в своей тусклой повседневности и пережить патриотический восторг - по старой пословице: «могут же, если захотят». То ли потому, что все эти отступления от канонов архитектурной логики и традиции сами по себе абсолютно предсказуемы и ничего в действительности нового не только не дают, но и как бы закрывают все возможные дальнейшие экстравагантные зигзаги в этом направлении. То ли потому, что эти здания вновь являют собой символ расслоения общества на его хозяев, которые имеют деньги и смелость строить такие здания, и сам «популюс», который бродит вокруг них или внутри них, корпит день-деньской над счетами и диаграммами чьего-то роста.
Пожалуй, именно последнее. Невольно возникает вопрос: в чем секрет старой архитектуры, когда монархические капризы и архитектурные затеи с годами вросли в жизнь этого «популюса», сроднились с ним?
Тоска, которая берет при взгляде на новую импозантную архитектуру, рождается из подозрения, что никогда эти стеклянные монстры не станут родными никому, и никогда сторонники их сохранения не лягут перед бульдозерами, нацеленными на их снос. Скорее, их, как берлинскую стену, люди сами станут ломать под музыку новых Ростроповичей.
© All Right Reserved. Copyright © ООО Информагентство СА "Архитектор" ©
Свидетельство о регистрации ИА №ФС1-02297 от 30.01.2007
Управление Федеральной службы по надзору за соблюдением законодательства в сфере массовых коммуникаций и охране культурного наследия по Центральному Федеральному округу.