Энтузиазм и неисчерпаемость
Попытки взглянуть на авангард таким ,более или менее спокойным, взглядом открывает весьма неожиданные и даже парадоксальные идеи. Распространенное мнение о том, что именно тоталитаризм был убийцей новаторского искусства 20-го века не подтверждается фактом самопроизвольно быстрого угасания многих «измов» в демократических странах. Кубизм не был запрещен. О нем спорили и его приветствовали как начало новой эры. Но он продержался недолго, и те, кто его продолжал, чуть ли не в большей степени способствовали его быстрому угасанию, чем те, кто его отрицал.
Аналогичная история на самом деле просматривается и в сюрреализме, супрематизме, абстракционизме, как геометрического так и негеометрического толка.
Выбор классицизма Сталиным или Гитлером поэтому можно теперь уже расценивать не только как вульгарный и невзыскательный вкус или нечувствительность к новому, но и как предчувствие ограниченности ресурсов авангарда для тех, кто собирался строить новые тысячелетние империи. Однако классицизм тоталитарных империй оказался столь же кратковременным, как и сами эти империи. И новейшие попытки возродить классицизм могли бы извлечь из этой истории печальный урок.
Парадигмы авангарда не столько развивались, сколько сменялись новыми революционными парадигмами, и скорость этих изменений, их своего рода историческое «мелькание», не дают возможности прочертить равнодействующие силы и направления.
Эта недолговечность всех последовавших художественных и архитектурных революций составляет, пожалуй, главную проблему. Дело в том, что их быстрая смена означала не столько развитие, сколько сдвиг в парадигмах, и часто – новое отрицание своих авангардистских предшественников как уже неактуальных, отживших музейных экспонатов прошлого.
С начальным авангардом произошло то же, что и с классическим искусством, которое авангард сбрасывал с корабля современности. Ученики авангардистов, в свою очередь, сбрасывали их со своего «корабля современности» с равным энтузиазмом.
Спрашивается, умирало ли искусство предшествующего времени само, или было убито последовавшими направлениями? И как можно понимать смерть или убийство в этой сфере духовной культуры?
Парадоксально, что, несмотря на все авангардистские отрицания, стоимость классических шедевров на мировых аукционах отнюдь не падала, и в сфере коммерческого бытия искусство прошлого обнаружило свою неистребимую живучесть. Более того, оно не переставало пользоваться интересом и популярностью. Академические исследования постоянно «воскрешали» его, находя все новые и новые стороны в уже хорошо известном – достаточно напомнить об успехах иконологии. Издательства делают немалые деньги на выпуске все более роскошных альбомов иллюстрированных монографий и «Историй искусства». Интернет наполняется репродукциями всех художников, когда-либо живших и творивших на земле.
Возникает предположение, что самая смерть искусства прошлого ничего общего не имеет с его духовной несъедобностью, гниением или порчей. Скорее тут возникает новый момент и новое явление, которое мы назвали бы «музеефикацией». История не убивает искусство, она его музеефицирует, то есть извлекает из жизни в особую сферу созерцательного бытия. Изъятие из жизни не есть еще тотальная смерть, это есть какое-то параллельное существование, по-своему весьма живое и поучительное. И музеефикация стала той исторической сферой памяти, которая приняла в себя и все новейшие отрицания этой памяти, на равных правах с явлениями, которые отрицались.
Дело доходит теперь до того, что новое произведение искусства с самого начала мыслится автором как музейный экспонат, а не живая часть жизни. Этот парадокс еще предстоит разгадать.
Можно ли отнести феномен музеефикации к архитектуре, которая по самой своей природе обречена жить в живой среде, а не в залах лувров и эрмитажей?
Одним из способов понимания этого вопроса оказывается возвращение к идее «утопии». Утопия – то, чему нет места в жизни. И потому музейное пространство можно в принципе считать своего рода пространством утопий. Но музеи – это утопии прошлого, так как они, во-первых, идеализируют бытие, во-вторых, свидетельствуют о том, чего уже нет.
Современность сокращает свое пространство, дополняясь с двух сторон пространством музеев и утопий с присущим и тем и другим ощущением «богатой безжизненности».
В архитектуре же превращение музейного в утопическое и утопического в музейное становится чуть ли не доминирующим фактом ее темпорального, то есть временного, исторического бытия.
Музеефикация исторических городов после Второй мировой войны в Европе оказалась прямой приемственницей воздушных бомбардировок. А всякое суперновое сооружение в центре Пекина, Нью-Йорка и Москвы в наши дни становится одновременно и будущим и прошлым, лишая и себя и нас чувства живой причастности. Это любопытнейшее наступление «духовной смерти» на живую жизнь складывается, не привлекая к себе внимания философской рефлексии, и укрывается от таковой в идее экспозиции, выставки – как тенденции, получившей распространение в советское время, начиная с ВДНХ, и до всех современных ЭКСПО капиталистического глобального мира.Города становятся постоянными музеями архитектуры и постоянными выставками утопий.
Суть дела оказывается в том, что субъект восприятия архитектуры теряет свою человеческую ограниченность и превращается в самый гегелевский Дух, самосозерцающий свои исторические метаморфозы. Человек перестает быть полноправным хозяином жизни, он превращается в служащего или посетителя музея.
Пространство между отчуждением функционального работника и посетителем отчужденного от него исторического Духа стремительно сокращается.
И эта проблема для архитектуры – гораздо живее, чем для живописи, но как таковая она же выходит за рамки архитектуры и попадает в область культуры и ее исторической судьбы. Угаданная Гегелем и повторенная Фукуямой вслед за Фуко, перспектива исчезновения живого человека (человека как такового), подобно следу исторической волны на песке, становится зримой и переживаемой.
Искусство быстро исчерпывает свои ресурсы и тем самым косвенно указывает самому человеку на исчерпаемость его жизненных возможностей – выталкивает его из реальности настоящего в концептуальную умозрительность вечного.
В чем тут дело? Быть может, все в том же отчуждении массовой культуры как следствия массового производства, которое руководствуется обобщенными интересами типового человека, того, кого в прошлой жизни не было, но кто может возникнуть в ближайшем будущем.
Знакомьтесь, наши спикеры и эксперты!
© All Right Reserved. Copyright © ООО Информагентство СА "Архитектор" ©
Свидетельство о регистрации ИА №ФС1-02297 от 30.01.2007
Управление Федеральной службы по надзору за соблюдением законодательства в сфере массовых коммуникаций и охране культурного наследия по Центральному Федеральному округу.