Взаимосвязи архитектуры и дизайна в современном мире столь многочисленны и эффект их сотрудничества столь очевиден в экологическом, технологическом, коммерческом, рекламном и прочих аспектах, что сами понятия эти начинают то и дело объединяться и возникает новый термин "архитектурный дизайн". Для английского уха это звучит не так, как для русского - слово "дизайн" по-английски означает также "рисунок, замысел или проект". Но для русских за этим двойным термином стоит нечто иное - высокотехнологичный и отчасти гламурный образ современной архитектуры. Некоторые издания проникнуты этим синтезом архитектуры и дизайна, например, издаваемый в Санкт-Петербурге журнал "Под ключ". В интервью корреспондентке этого журнала Ирине Че Александр Раппапорт говорит о потенциальных опасностях такого союза. До поры до времени эта точка зрения могла бы вызвать недоумение, но кризисные явления, как следствие союза дизайна и архитектуры, могут обнаружиться неожиданно. Так что в условиях нынешнего финансового кризиса эти опасения читаются уже с большим вниманием.
Сейчас архитектура активно пользуется дизайном. Она буквально съедена и поглощена им. Архитекторы либо этого не замечают, либо довольны этим, считает Александр Раппапорт, архитектор, кандидат архитектуры, доктор искусствознания.
Корр. Что вы имеете в виду, когда говорите, что дизайн поглотил архитектуру?
- Сейчас достигнута та цель, которую ставили перед собой архитекторы 20 – 30-х годов прошлого века. Архитектура стала индустриальной: все делается на заводах. В результате мы имеем абсолютно точные элементы, ровные поверхности стекла, идеальную пригонку. Такой подход мало отличается от самолетостроения: каждая пружинка и винтик там идеальны. И так как все сделано "индустриально", то вы легко можете встретить одни и те же элементы в разных концах города.
Корр. Какие серьезные изменения произошли в архитектуре за последнее время?
- Из архитектуры почти исчезла категория тяжести, веса, материальности, грузности. Она вся легкая, прозрачная, эфемерная, с тонкими скелетами. Это стремление к легкости присуще дизайну просто потому, что дизайн изначально был ориентирован на производство мобильных вещей, т. е. вещей в движении. А архитектура, наоборот, изначально была ориентирована на изготовление неподвижных вещей. Главным таким неподвижным предметом, который лежит в основании архитектуры, было надгробие, могила или храм, стоящий в определенном месте, на определенной точке земной поверхности, который не может быть сдвинут с этого священного места. Архитектура вобрала в себя какую-то часть земли, земной тяжести, земной сакральности. Архитектура - это освященная часть земли, которую она унаследовала генетически от надгробий.
Корр. Почему вы считаете, что архитектуру убивает дизайн?
- Под смертью архитектуры я имею в виду то, что прежде всего уничтожается эта идея неподвижности, тяжести, сращенности с определенной точкой земной поверхности. Со временем, даже если здание хорошо сделано, оно рушится. В наши дни его предпочитают уничтожить и заменить новым, но не реставрировать или сохранять в качестве руины. Это сродни дизайну - никто же не реставрирует телевизоры! А архитектуру руины украшают. Иногда они лучше самого сооружения.
Корр. А руины дизайна?..
- (смеётся) Они производят омерзительное впечатление! Разъехавшиеся, растрескавшиеся, пыльные стекла, отошедшие панели. Это все хочется поскорее снести бульдозером и заменить новым.
Корр. А нужно ли человеку то архитектурное, о чем вы говорили - сращенное с землей, тяжелое? Наверное, большинству хочется легкости даже в архитектуре...
- Долгое время в XX веке считали, что не нужно, что архитектура умерла и ее заменит дизайн. На этой волне изменения вкусов и оценок, изменения понимания архитектуры все и строится до сегодняшнего дня. Недавно у меня возникла идея о так называемой планетарной клаустрофобии, которая, как мне кажется, станет конечным результатом такого отношения.
Корр. Расскажите поподробнее, пожалуйста.
- До сих пор клаустрофобия проявлялась в основном в локальных местах. Люди порой боятся закрытых помещений, иногда они тяготятся неизменностью своего района, но с началом космической эры началось обострение ощущения замкнутости земной поверхности как планеты. Сначала люди рванулись в космос, еще не отдавая себе отчет, что их тяготит замкнутость земли. Им захотелось полететь на Марс и дальше, дальше... Через некоторое время они поняли, что скорость освоения космоса не так велика, как кажется. Сейчас этот энтузиазм начал остывать. Именно космос и космические исследования наглядно показали, что жить можно только на земле. И даже если когда-нибудь мы полетим на другие планеты, то, скорее всего, люди будут пытаться восстановить земные условия, среду нашей планетарной земной жизни. Суть планетарной клаустрофобии, на мой взгляд, будет состоять в том, что сама эта привязанность к Земле превратится в ощущение вынужденной замкнутости и ограниченности человеческой судьбы.
Корр. Так в чем же проблема?
- Проблема в том, что замкнутость земной поверхности дизайном еще больше подчеркивается. Человек не может покинуть землю не просто в физическом смысле, он не может ее покинуть в символическом и метафизическом смысле. И жажда бесконечности, как форма стремления к свободе, оказывается обреченной. До какого-то времени земля казалось ему бесконечной. Но, начиная с Колумба, мысль о том, что человечество заполнило до предела всю территорию планеты, становится все более очевидной. Когда вы прилетаете в новый город, то видите: вся среда - аэропорт, магазины… - везде одинаковые. И это следствие единых проектных форм. Дизайн оказался средством стереотипизации земной поверхности.
Корр. Что конкретно вы имеете в виду, когда говорите о планетарной клаустрофобии?
- Во-первых, реальную физическую ограниченность планеты, а во-вторых, символическую ограниченность средств, которыми эту планету обустраивают. Мне кажется, что эта ограниченность вскоре начнет вызывать психические явления, связанные с клаустрофобией, причем, мне кажется, что, как ни парадоксально, это чувство станет проявляться уже у детей. Хотя мир детей, как известно, пространственно весьма ограничен - своя квартира, дом, школа, район города или село, - но дети наделены острым предчувствием будущего. И они раньше или позже станут ощущать эту ограниченность земного шара как единственного места жизни. Ведь дети, в особенности мальчики, поглощены идеей скорости - они обожают все, что движется с большой скоростью. А на чем основана эта любовь? На потребности расширения места своего обитания. Если же дети почувствуют, что само место обитания человека имеет пределы, ограничено, то рост скоростей станет бессмысленным. Все люди на земле окажутся запертыми пределами планеты. И дизайнерское освоение земной поверхности весьма ускоряет процесс этого исчерпания земного пространства, так как уничтожает разнообразие разных мест. Ощущение неповторимости, уникальности места, тяжести, неподвижности рождает совершенно другое отношение человека к окружающему его миру. На фоне планетарной клаустрофобии начнется отторжение дизайна, вплоть до вандализма, я не исключаю такого поворота событий, когда дизайн будет вызывать не восхищение, как сегодня, а озлобление. И, наоборот, все, что вросло в землю, что неподвижно, подвержено старению, начнет вызывать восхищение.
Высшим критерием этих вещей будет уже не функциональность, не чистота, не аккуратность, не блеск, не гламур, а уникальность. В какой-то мере это существует уже и сегодня, и на этом растет стремление к туризму и путешествиям. Но пока что этот энтузиазм еще не омрачен представлением о конечных пределах многообразия, еще сохраняется иллюзия бесконечности планетарных сред. А когда эта ограниченность будет осознана, возможно, возродятся старые архитектурные интуиции. При этом дизайн не умрет, но сузится до класса вещей, которые не могут быть сращены с землей, смысл которых в подвижности, то есть до мобильных телефонов, автомобилей, самолетов... Предметы дизайна сделаются чем-то вроде насекомых, которые, с нашей точки зрения, все одинаковые. А то, что связано с жизнью, судьбой, с местом, где человек родился, где похоронены его предки, начнет возвращать себе ценности. Тогда изменится тактика и стратегия архитектурного творчества. И вместо сооружения небоскребов Газпрома станут строит невысокие дома, но с уникальной планировкой и отделкой, начнется сложная, изысканная игра со светом, живыми растениями.
Конечно, некоторые небольшие и подвижные вещи, органически связанные с историей и биографией человека, тоже уйдут из области дизайна и возвратятся в область прикладного искусства с его уникальностью - таковы ювелирные изделия, костюм, изысканная парфюмерия.
Из архитектурного сознания вырастет новая духовная, физическая, интуитивная, мифологическая энергия. Именно мифы, в отличие от науки и дизайна, умеют ценить неповторимое, единственное. Мы долгое время думали, что мифы ушли в прошлое, но мифологические основы культуры никогда никуда не исчезают. Они лишь на время уходят под воду, но в близком будущем и, может быть, уже в XXI веке, всплывут обратно. Особенно мне хочется подчеркнуть, что старая эстетическая категория единства в многообразии, восходящая к древней мифологии, в XXI веке может радикально изменить свой смысл. Подлинным единством становится единство земной поверхности, а уникальность станет новым частным видом единства, так как единство и уникальность - категории одного порядка, указывающие на единственность.
Корр. Мифология как-то связана с дизайном?
- Наиболее далекий от мифологии, но в то же время создающий свои мифы, дизайн тянется к ее остаткам для того, чтобы приобрести новую силу. В какой-то момент детская увлеченность новизной, техникой, скоростью исчезнет. И было бы печально, если бы с этими ценностями исчезала детская радость как таковая. Невозможно заставить ребенка веселиться. Но чувство радости и веселья исчезнет не только из детских игр. Оно, возможно, исчезнет и из сферы секса, так как секс сейчас активно эксплуатируется дизайном и обретает механические черты изделий массового потребления. И секс в будущем тоже может перестать радовать. Всякое обжорство может вести к апатии. Ведь многообразие в поисках партнера в равной степени строится на убеждении в бесконечности человеческих личностей и судеб. И чем меньше будет это разнообразие, тем безысходнее станет отчаяние одиночества. Так что в архитектуре, на мой взгляд, больше общего с чувством традиционной любви, в то время как дизайн культивирует сексуальные наслаждения. А в итоге все та же клаустрофобия, чувство пределов жизненного пространства, депрессия и клаустрофобия. Борьба с дизайном может вылиться в борьбу с сексуальностью, эротизмом, все это может превратиться в ненависть к наслаждению. Наслаждения слишком опасны для того, чтобы их любить, как того требует дизайн.
Корр. Да, но сейчас дизайн усиленно эксплуатирует тему секса, эротических чувств.
- Любовь в архитектурной среде и любовь в дизайнерской среде - два совершенно разных понятия. Романтическая любовь есть в архитектуре, а в дизайнерской среде ее нет, там все индустриальное. Яркий пример - это парфюмерия, которая является неизменным спутником дизайна, на который редко обращают внимание. Хотя почти все дизайнерские фирмы со временем начинают выпускать парфюмерную продукцию. Я не сторонник ни природного, ни технического мифа. Природа есть природа, техника - техника. Их отношения не должны полностью переходить в поглощение одного другим. Здесь необходимо стремиться к разумному отношению. В дизайне природное стало поглощаться техническим, и это естественно в эпоху невиданного развития техники. Но в будущем соотношения природного и технического, несомненно, будут вновь пересмотрены.
Запах человеческого тела так же индивидуален, как и внешний вид, выражение лица, голос. Слава Богу, сегодня еще нет средств искусственного изменения голоса, но вот манипулирование запахами уже стало тотальным. Вообще, у меня такое впечатление, что в дизайнерском раю наступит тотальная смерть. И из него надо будет выбираться...
Корр. Куда? В архитектуру?
- В уникальность каждого человека. Наступит крушение института моды, хотя его конкретный момент непредсказуем. Сейчас институт моды как сила тяготения, открытая Ньютоном, действует, хотя почему - никто не знает. Более того, сейчас источником модного тяготения стала молодость, возможно, со временем героями станут не 20-летние, а взрослые или даже старые люди. Мне кажется, что архитектура, несмотря на то, что сейчас она так увлечена дизайном, в своих истоках хранит те мифологические гены, которые позволят вырастить новую культурную ориентацию.
Корр. А есть что-то, что по своей энергетике близко дизайну, архитектуре?
- Единственное, что может противостоять архитектуре и дизайну - наркотики. Если сравнивать эти три силы по степени способности стимулировать или, наоборот, заглушать друг друга, то, я думаю, дизайн гораздо сильнее архитектуры связан с наркотиками по логике своей привлекательности и наркотизация сейчас начинает активно осваиваться дизайном.
Корр. Например?
- Французский архитектор Филипп Рам уже предлагает проектировать здания, ориентируясь не на пропорции и материалы, а на бессознательное эмоциональное состояние человека. В своих проектах и сооружениях он использует излучения со специально подобранными частотами, подбирает цвет по разным спектральным свойствам, использует запахи, световые мерцания, затемнения. Получается гипнотическое воздействие. Конечно, можно заметить, что и архитектура издавна пользовалась и светом и цветом, и пропорциями - все дело в том, как это осуществляется технически и в какой степени гармонизация среды начинает превращаться в манипулирование сознанием. А на практике это выражается в том, что исчезает понятие "уюта". Людям вместо привычного и довольно уютного интерьера дизайнеры предлагают нечто вроде жизни на витрине дизайнерского бутика.
Корр. Проблема в профессиях архитектора и дизайнера?
- Возможно. Сейчас профессия архитектора практически сходит нанет, ведь обучают дизайну. Успех у архитекторов, денежный успех - это практически дизайнерский успех - они научились быстро проектировать здания с помощью предварительно изготовленных на заводах деталей. А в истории профессия архитектора была связана с обращением к древностям, когда зодчие ездили за примерами и вдохновением в Рим или в Афины. Конечно, профессии отражают состояние дел, которое я пытался описать.
Корр. Почему мы любим все уникальное?
- Один из кошмаров - это представить, что таких, как вы, много. Ваших точных копий. Это парадокс близнецов, клонов. Почему сегодня с опасением относятся к идее клонирования человека? Потому что эту подсознательно унаследованную любовь к уникальности хотят разрушить. Дизайн в точности совпадает с идеей клонирования. Ничего единственного, всё существует и может существовать в миллионах экземпляров.
Корр. Вот вы живете за границей, скажите, почему там те же дизайнеры, архитекторы могут годами заниматься своим любимым делом и нормально жить, а у нас - выживать?..
- Мне кажется, вы несколько идеализируете ситуацию со стабильностью профессиональных традиций на Западе - там идут те же процессы, они сегодня захватили всю планету. Но за границей в последние сто лет не так сильно разрушались сословные структуры, как в России. У нас почти каждые 50 лет перемалываются почти все сословные структуры. Поэтому люди стремительно теряют свои исторические привычки и традиции. Россия, как НЛО, меняет направление своего движения в считанные секунды, и всегда несется со скоростью света. При этом, несмотря на свой политический консерватизм, как раз в области технических нововведений и моды Россия демонстрирует невиданный энтузиазм и страсть к нововведениям.
Корр. Но ведь творческие профессии там востребованы гораздо больше...
- К сожалению, и на Западе сами по себе творческие идеи не востребованы. Вместо новаторских идей популярность обретают фантастические проекты, напоминающие о научной фантастике. Такова популярность Фрэнка Гэри, Рема Коолхааса, Даниеля Либескинда, Захи Хадид и прочих "звездных архитекторов". Их проекты пока что еще уникальны, но уже Олимпиада в Пекине показала, что в скором времени вся эта уникальность исчезнет, так как их идеи клонируются с удивительной скоростью и оказываются применимы и в Китае, и в Казахстане, и в Малайзии, и в Дубае, и в России (все тот же Газпром). Эти новые идеи и образы символизируют не человеческие ценности и традиции, а всесилие многомиллионных транснациональных корпораций. Сейчас никакого подлинного творчества общество от архитекторов не требует. Требуются модные стереотипы. Художники-одиночки, которые следуют только своему вкусу, не имеют большого успеха...
© All Right Reserved. Copyright © ООО Информагентство СА "Архитектор" ©
Свидетельство о регистрации ИА №ФС1-02297 от 30.01.2007
Управление Федеральной службы по надзору за соблюдением законодательства в сфере массовых коммуникаций и охране культурного наследия по Центральному Федеральному округу.