Только что появился на свет документ, в котором архитектурная общественность информируется о противоречиях, возникших при реконструкции Успенского собора в Ярославле. Проект архитектора А.Денисова вызвал возражения архитектурно-художественной общественности, так как он не воспроизводит формы первоначального собора, взорванного большевиками в 1937 году. Любопытно, что самый этот факт не вызывал ни у кого параллелей с храмом Христа Спасителя, в котором только что шло прощание с патриархом Алексием Вторым. Хотя такая параллель могла бы возникнуть - ведь и новый московский храм сильно отличается от проекта Тона. Но тут все дело, кажется, в датах. Не в том, что все это совпало со смертью патриарха, а в том, что Тон творил в 19-м веке, а Успенский собор Ярославля - детище Средних веков и свидетель совсем другой эпохи.

Архитектор А.Денисов рискнул отступить от сохранившихся данных о форме Успенского собора в сторону увеличения его высоты на целых 10 метров, что, по его мнению, соответствовало бы его новой значимости в 21-м веке, веке возрождения православия на Руси. Комиссия сочла это решение недопустимой вольностью и обязало строителей соблюдать исходные параметры собора.

Конечно, тут можно было бы порассуждать о том, действительно ли дух православия еще жив и кому он ближе, архитектору с его энтузиазмом или чиновникам с их комиссией. Но мы этого делать не станем, так как такое рассуждение легко введет нас в соблазн мнений, на которые мы себя не чувствуем правомочными.

Поэтому сей случай мне кажется уместным сопоставить с другим событием - а именно, спорами по поводу строящегося в Барселоне храма Святого Семейства по проекту великого испанского архитектора стиля ар-нуво Антонио Гауди.
Разумеется, храм Святого Семейства никогда не подвергался большевистской казни, ни коммунисты, ни фашисты в Испании на него руку не поднимали, и он просто остался недостроенным после смерти архитектора. Энтузиасты решили во что бы то ни стало довести дело Гауди до конца, но в отсутствии больших денег (испанские олигархи не то что московские - экономны) дело растянулось вот уже почти на сто лет. Начали продолжать строительство в 1926 году, а и по сей день оно далеко от завершения. Но этот храмовый долгострой не вызывал бы ни у кого особенных нареканий, поскольку и средневековые соборы строились столетиями. А ведь Гауди, как и многие его предшественники в Европе 19-го века, верил, что его храм воспроизводит дух средневекового христианства и способствует его обновлению в 20-м веке. ( В этом сходство позиций А.Гауди и А.Денисова).

Сам же храм Святого Семейства стал одной из самых ярких достопримечательностей туристической Испании, и даже музей в Бильбао его пока не переплюнул. Туристы с благоговением взирают на витиеватые формы церкви, упрямо продолжающей расти во славу Господа и давно почившего автора.

Но то туристы, которые порой плохо разбираются в архитектурных тонкостях. Что же до историков архитектуры, то им стало казаться, что, несмотря на буквальное следование чертежам Гауди, новые части церкви все же утрачивают дух, живший в творениях великого каталонца.

И вот архитектурный обозреватель газеты Гардиан Джонатан Джонс в своей недавно вышедшей статье оспаривает мнение снобов, подчеркивая важность самого предприятия - сохранения живого дела Гауди. Он приводит исторические параллели. Когда дело касается высших целей, частные расхождения во мнениях отодвигаются в сторону. Микеланджело, проектировавший купол собора Святого Петра в Риме, сохранил основные черты проекта своего предшественника Браманте, хотя и недолюбливал последнего, а продолжатели Микеланджело, в свою очередь, сохранили только его купол. Так что изменения и искажения образа храма, исторически неизбежные в процессе строительства, были освящены средневековой и ренессансной традицией вопреки ворчанью педантов. Не таковы наши нравы. У нас во всем максимализм. Сказано взорвать - сделано, сказано восстановить - так в точности.

Спрашивается, проявила ли благочестивая комиссия архитектурной инквизиции верность духу и букве почтенного Средневековья или наоборот, отступила от средневековой терпимости? Ведь и ярославский храм 17-го века был возведен на месте другого, более раннего храма 13-го века. Или же тут взыграл бюрократический энтузиазм недавнего прошлого, и верность решениям непогрешимой в своих установках ЮНЕСКО.

Ответить на эти вопросы я не берусь. Но принципиальность наших комиссий, наверное, могла бы послужить примером для Запада, подверженного всякого рода сомнениям и инициативам.

Разумеется, применяется эта принципиальность осмотрительно, в зависимости от места происшествия. И это, наверное, говорит о том, что влияние гуманизма и его снисходительности к слабостям человеческой натуры все же и у нас понемногу берет верх над безусловностью догматических установок прошлого.