Нет, не лебедь, конечно, а Лондон. Как пишет 18 марта 2007 года обозреватель газеты «Санди Таймс» Хью Перман, силуэты больших городов все больше напоминают диаграммы курса валют и биржевых акций на экранах компьютеров: вверх-вниз, вверх-вниз, такие вот зигзаги. Вероятно, этим-то, в конце концов, и придется объяснить неистребимую страсть к небоскребам, проснувшуюся через полвека в Европе, и из Европы уже разлетевшуюся по всему миру, от родины небоскребов Чикаго до Пекина и Куала-Лумпура, не миновав Москву и даже Санкт-Петербург (о несчастный, сколько революций тебе еще придется пережить!).
Понятно, что Лондон понемногу перетягивает одеяла финансовых трансакций с Нью-Йорка на себя. В ответ на поступления больших денег в небо взмывают строительные краны, чтобы увековечить финансовый успех в стеклянных монументах. Как же реагирует старый добрый Лондон, милый облик которого глядит на нас с полотен Каналетто, очаровательный лабиринт темных улочек Сити и зеленых парков Вестминстера, с его собачками и джентльменами? До не столь давнего времени, а именно до 1950-х годов, высота новых строений в Лондоне ограничивалась 100 футами, то есть примерно 30 метрами, что обосновывалось вполне по-английски – выше не дотянутся лестницы пожарных команд. Прелесть! Можно было бы обосновать и меньшую высоту тяготой взбираться по лестнице с ведром воды в руках. Но нет, техника плевать хотела на милые сердцу традиции. И вот в 1970-х появляется башня банка «Natwest», и Лондон удочерил 200-метровую девочку, не пикнув. Или удочерил мальчика? Ведь Лондон по-английски – «She», то есть «дама», а не джентльмен. Естественно, что для дамы такие торчащие атрибуты не к лицу. Дальше – круче. Аргентинец Сезар Пелли построил в 1991 году в новом деловом районе Докленд башню высотой 771 фут, то есть примерно 260 метров. Далее – знаменитый фостеровский «огурчик» и проектируемый у Лондонского моста 1000-футовый «Shard» Ренцо Пиано. Рядышком с «огурчиком» неутомимый Ричард Роджерс продолжит дуэль с Фостером, выстроив там, в самом что ни на есть центре Сити (122 Leadenhall Street), еще одну каланчу чуть повыше.
Можно добавить башню в районе вокзала Виктория и на Bishopsgate. Но дело не в этом перечислении. Проблема в другом – что происходит при этом с силуэтом города. Высота новых небоскребов принципиально меняет всю градостроительную систему. Собор Св. Павла больше не будет господствовать в небе столицы Великобритании, как на картине Каналетто. В этом можно видеть простой символ смены ценностей. На место Всевышнего пришел эквивалент настолько Всеобщий, что подчинил себе и храм. Увы, Мамона в буквальном смысле слова одержала верх.
Правда, конечно, прямое соперничество собора с небоскребами опасно лишь в том случае, если их высоты остаются в близких пределах. Когда же здания превышают крест на куполе в два-три раза, то это уже на восприятие храма не влияет. Он вместе со старым городом просто как бы переезжает на другой городской этаж. И все.
Так что и Хью Перман об этом уже не пишет. Его волнует, как новая система небоскребов создаст новый силуэт. Будет ли он, как и прежний, достаточно изящным или превратится в хаотический столбняк.
Повод для этих забот дал проект еще одного небоскреба, который планируют построить буквально рядом с «огурчиком». Этот гигант должен располагаться в месте, не менее центральном, чем «огурчик» и «Lloyds Insurance» Роджерса (20 Fenchurch Street). Однако проект американского архитектора (уругвайца по происхождению) Рафаэля Виньоли не похож на стройный огурец. Он напоминает «walkie-talkie», такой мобильный телефон криволинейной формы, опасно наклонивший свой широченный, расширенный кверху парус над узенькой улочкой. Его уже прозвали «горбуном». И хотя с крыши этого горбуна открывается прекрасная панорама Лондона, его (здания) судьба может стать аналогичной той, о которой говорил в свое время Ги де Мопассан: он считал, что лучшим местом в Париже является верхушка Эйфелевой башни, поскольку с нее не видно самой Эйфелевой башни. Пусть Мопассан ошибался, но распространять эту символическую ошибку на все новые небоскребы в центрах старых городов было бы еще большей ошибкой. Французы, например, приняв исключение за правило, возвели небоскреб на Монпарнеассе и тут же убедились, что Мопассан был куда больше прав, чем ошибался. С тех пор они напрочь отказались от строительства небоскребов в черте старого города. Лондонцам такое решение принимать поздно.
Мэр города Кен Ливингстон, желая снять с себя бремя ответственности перед потомством, учредил Комиссию (Commission for Architecture and the Built Environment – «Cabe»), которая, как бы чего не вышло, дает свою оценку новым проектам. Предвидя, что «Cabe» или Тресту по охране национального наследия это может не понравиться, Рафаэль Виньоли собрал десяток писем стархитекторов, в один голос его поддержавших (Фостер, и Роджерс, и Гери, и Нувель , в общем, вся архитектурная сборная мира). А чего же мы могли от них еще ждать, ведь они и сами все строят такие объекты, что, с точки зрения гонораров, весьма неплохо. Ну а города и их жители, равно как и здравый смысл – привыкнут. Стерпится-слюбится. Это ведь брак по расчету. А, как говорит народная мудрость, брак по расчету может быть счастливым, если расчет верный. Но, увы. Вот только что распался брак одного из небезызвестных в России жителей Великобритании, Романа Аркадьевича Абрамовича. И отделался копеечным штрафом в какие-то триста миллионов долларов. Ну что ему, комсомольцу и отличнику боевой и политической подготовки, такая мелочь. Найдутся желающие отдать (хотя бы на время) руку и сердце начальнику Чукотки. Может быть, и он в скором времени, в честь нового брака воздвигнет башню «Bank of Chukotka» где-нибудь поблизости от «горбуна» с «огурчиком». Какой-нибудь новый Каналетто изобразит ее маслом или акрилом на полотне. А мы с вами?
Попляшем на свадьбе?
© All Right Reserved. Copyright © ООО Информагентство СА "Архитектор" ©
Свидетельство о регистрации ИА №ФС1-02297 от 30.01.2007
Управление Федеральной службы по надзору за соблюдением законодательства в сфере массовых коммуникаций и охране культурного наследия по Центральному Федеральному округу.
