Не так давно, примерно год тому назад, весь просвещенный мир был ошеломлен тайной рыночного поведения. Кризис грянул с ясного неба, и с быстротою молнии цена на баррель нефти рухнула с высот почти невидимых до глубин неожиданных. Находились люди, говорившие, что все это можно было предвидеть и что они все это предвидели. Но их голос потонул в стонах и воплях жертв. Джордж Сорос нажился на кризисе. Но большинство олигархов много потеряли. Гуру экономической науки били себя в грудь и каялись в грехах. Народ онемел. Политики пытались воспользоваться неразберихой, но не успели - столь же неожиданно началось восстановление цен. Впрочем, еще не вечер, и комедия еще не завершилась.
На этом фоне, как пишет корреспондент газеты Нью-Йорк Таймс Сурен Меликян, довольно неожиданно выглядит положение дел на художественном рынке. Тут ничего подобного нефтяному обвалу не произошло. Не рухнули дутые или не дутые авторитеты авангарда, не взмыли классики, не явились на свет божий представители какого-то нового и невиданного доселе сословия гениев. Все продолжалось в прежнем темпе, и цены скакали с прежней резвостью, а порой и еще резвее. А главное - с прежней неожиданностью.
Все это могло бы, кажется, вдохновить тех, кто рулеткам Монте Карло и Лас Вегаса предпочитает аукционы Сотбис и Кристис. Казалось бы, вот, в кризис-то и подлатать пошатнувшиеся дела, купив по случаю всеобщего замешательства картину или инсталляцию подешевле, а там, глядишь, и продать подороже (что настоятельно рекомендуют сегодня риэлторы делать с болгарскими дачами на море). Но на самом деле все это пустые фантазии. Поведение художественного рынка еще менее логично, чем поведение рынка финансового. По мнению Меликяна, одной из причин этого можно считать высокую степень индивидуальности рыночных продуктов. Нефть остается нефтью во всех баррелях, газ газом и даже ВАЗ - ВАЗом. А вот у художников - полная кутерьма. Два пейзажа одного и того же Моне, написанных в тот же месяц и в том же месте, могут отличаться друга от друга на порядки. Тут всё играет роль - размер, освещение, удача, вкус и, в немалой степени, прихоти моды, светские сплетни и мнения, подозрения и критические откровения, экспертные оценки и их разоблачения. Меньше всего на этот процесс влияет теория искусства - эстетика и история искусства.
Впрочем, внутри этих священных храмов тайноведения тоже царит разброд. Меликян приводит один пример: портрет молодого флорентинца итальянского художника Джулиано Бугардини, проданного на аукционе Кристис в три раза дороже стартовой цены - за 825250 фунтов стерлингов. По поводу этого портрета мнения экспертов сильно колебались. Итальянская специалистка Лаура Паньотта атрибутировала его как работу Бугардини. Через 4 года английский куратор Сесил Гулд опознал в нем автопортрет Рафаэля, в прошлом году немецкий ученый Юрг Мейер цур Каппелен и американский куратор Эверетт Фахи независимо восстановили в силе суждение Паньотты.
Однако, имеем ли мы дело с шедевром самого Бугардини или полотном Рафаэля или даже его современной художнику копией, цена работы в десятки раз превысила бы стартовую. "Но кто поручится, что через пять лет за нее дадут хоть часть этих денег?" - восклицает Сурен Меликян. И это не пустые слова.
Подобных примеров масса, так что рулетка художественных рынков - чаще всего ненадежное средство спасения капиталов. Припомним, какое количество подделок было продано в последние сто лет музеям с непререкаемой репутацией. Тем не менее, какая-то магия искусства сохраняет здесь свою силу, и люди тратят бешеные деньги на покупку вещей, кажущихся сомнительными даже непосвященным. Я полагаю, это объясняется тем, что искусство обладает магической силой, превосходящей даже все разъедающую силу рыночной конъюнктуры и невежество нуворишей. В пору крушения рациональных надежд на графики роста цен и курсов валюты, стабильность процентных ставок банковских гигантов и бирж публика, естественно, шарахается в сторону тайн, еще более темных. Нечто подобное им - у нас перед глазами. Вера в то, что история имеет законы, а человек сам кузнец своего счастья, в одночасье сменилась доверием к гороскопам, диагностике кармы и хиромантии с нумерологией. И сколько бы ни горевали академик В.Гинзбург и его коллеги по поводу разгула мракобесия, сами физики теперь приходят в идее воскресения мертвых и присутствия Бога во Вселенной.
Но оставим эти тайны - не нам их разгадывать. Посмотрим на это с другой стороны. Что делать общественности, которая в Лас Вегас не ездит и Рафаэлей не собирает. Что делать тем гражданам, которым выпало счастье самим жить в произведениях искусства, под которыми я, в данном случае, имею в виду города и здания, в них построенные и строящиеся?
Этим невольным узникам прекрасного приходится жить смешанными чувствами. Каждая новая эпоха объявляет им, что начинается расцвет зодчества и что им, счастливцам, будут завидовать поколения, жившие до них, и которым придется жить позже. Москва хорошеет день ото дня. Все больше стеклянных башен, затейливых крыш, неожиданных эркеров и узорчатых мостовых появляется вокруг. В основном жители довольны, но находятся отщепенцы, которые с этим наплывом красоты воюют - сначала в тех случаях, когда лучшее становится смертельным врагом хорошего, - и требует его сноса. Начинается движение в защиту старой Москвы от новой. Потом - когда «лучшее» грозит всему Санкт-Петербургу в лице газпромовской башни. Наконец, тогда, когда вместо листвы над головой горожанина начинает шелестеть автострада. Кому-то эта автострада открывает путь в будущее, у кого-то отбирает последний шанс умереть в тишине. Сносятся бездарные коробки хрущевской поры, густо заросшие черемухой и березками. Растут 40-этажные пластины и замысловатые структуры над головами пораженной публики.
Но кто даст гарантию, что все это великолепие в недалеком будущем не будет объявлено триумфом нечистых сил и не станет рушиться с решительностью, ранее не виданной? Кто станет грудью на их защиту, кто оплатит расходы, куда будут выселять жильцов? Возможно ли, что Москва, превращенная в стеклянные джунгли, не станет зарастать хвойными лесами, а население не пойдет искать счастья куда-нибудь в глухие леса Забайкалья?
Рационализм современной архитектуры и градостроительства растет на той же почве, что и рациональные теории финансовых спекуляций. Но, попадая в сферу прекрасного, в сферу выразительных символов пространства и пластики, оно обретает покров второй тайны - тайны духовных вожделений, поисков смысла жизни и веры в будущее, для которого ничего не жалко. Что следует из этого слияния двух тайн?
Не знаю. Сегодня мы живем, а завтра - кто предскажет. Вот она, третья, неназванная тайна. Время жизни и скорость перемен не оставляют нам не только ответа на вопросы о смысле, но не дают даже задать себе эти вопросы. Мы как бы несемся в поезде и не успеваем прочесть названия станций на платформе. На вопрос "где мы?" при такой скорости ответить невозможно. Можно говорить лишь о том, "куда мы?".
Но не исключено, что ответы на этот вопрос скоро будут мелькать с той же скоростью, что и станционные названия.
А.Раппапорт
© All Right Reserved. Copyright © ООО Информагентство СА "Архитектор" ©
Свидетельство о регистрации ИА №ФС1-02297 от 30.01.2007
Управление Федеральной службы по надзору за соблюдением законодательства в сфере массовых коммуникаций и охране культурного наследия по Центральному Федеральному округу.